Умницы и Умники. Интервью с судьей
Всероссийская
открытая
телевизионная
гуманитарная
олимпиада
«Умницы
и Умники»
Главная Новости Интервью с судьей
НОВОСТИ

Интервью с судьей



- Николай Иванович, Вы окончили факультет экономических отношений МГИМО, однако в конце концов выбрали философию. Как так получилось?

- Это вообще длинная история. Я собирался поступать на философский факультет. Школу закончил в 1967 году и тогда вступительные экзамены на философский факультет начинались 1 августа, а в МГИМО 1 июля. Я не мог же сначала сдавать в августе, а потом, если провалюсь, поступать в июле. Потом уже, после того, как меня приняли, я уж остался. 

И кстати был очень рад! У нас была замечательная кафедра философии, замечательные преподаватели. И когда я отработал то, что было положено по распределения – я в Египте работал переводчиком, вернулся в Москву и пошел на кафедру выяснять насчет аспирантуры. К моему великому не то, чтобы удивлению – радости, меня согласились допустить к конкурсу. Я блестяще выиграл этот конкурс, потому что я был единственным кандидатом на два места!(смеется)

- Успех!

- Да! Это называется «везение»!

- Именно так! 

Современные студенты интересуются философией или же предпочитают углубляться в какие-то другие предметы?

- Есть и такие, которые интересуются философией. Я не скажу, что их большинство. Вообще-то большинство тех, кто интересуется, идут все-таки на философские факультеты. 

Не у всех, извините, МГИМО в десяти минутах ходьбы от дома (это старое здание, конечно же, не нынешнее). Я там поучился тогда. Я ни разу не жалел, что попал в МГИМО!

Нет, студенты философией интересуются, конечно, другое дело, что очень сильно сокращаются часы на преподавание философии. Настолько сильно, что, собственно, дисциплина в том виде, в котором она сейчас существует, перестает быть философией. Это, знаете, теперь больше раздел культурологии среди множества культурных продуктов, человечеством созданных, был такой – не только хоккей и опера, но и философия. Вот мы вам о ней немножко расскажем. Однако мы ею заниматься не будем, потому что времени на это мало! Я считаю, что это неудачно. Однако, что делать? Живем в том мире, в котором живем. 

Я в таком случае говорю: мир несовершенен, потому что когда его создавали, со мной не посоветовались! (улыбается) И правильно сделали! (смеется) Я и сейчас не знаю, как его улучшить, а уж тогда!.. Не имея нынешнего опыта, я бы такое наворотил, что вы б всех собак на меня вешали, а так я вроде, как и не при чем (улыбается). Это, конечно, шутливый ответ, но да, живем в том мире, в котором живем. 

Что делать? Он несовершенен. Лучший из возможных? Не знаю. Я все варианты не перебирал. 

- Выбирать не приходится, это так.

Николай Иванович, в одном из своих интервью 2008 года Вы сказали, что на тот момент в России национальная идея отсутствовала. Поменялась ли эта ситуация сейчас?

- Вы знаете, тут ведь вопрос упирается в то, что Вы называете национальной идеей. Какая-то национальная идея была в России и раньше. То, что она не очень артикулировалась – не выступала на первый план – это было связано с определенной ситуацией конкретно. Сейчас эта ситуация другая, а идея-то осталась по большому счету та же. 

Это идея справедливости – иногда она звучит по-русски, как «идея правды». Она была и раньше. Что в этом плане поменялось? Ситуация такая, когда ее надо артикулировать, причем ясно, понятно и в формах, которые доступны к пониманию носителям других культур, потому что национальная идея она прежде всего нужна для интеграции своего социума, но это также и то, что знают о нашем социуме люди из других социумов. Я думаю, что поменялась не столько по содержанию, сколько по актуальности и яркости выражения.

- Если рассматривать срез такой группы, как студенты МГИМО, преобладает число либералов или же патриотически настроенных людей?

- Есть, безусловно, и те, и другие. Как говорится, цыплят по осени считают. В МГИМО не обязательно кто-то будет засвечивать свои позиции. Даже если будут, то не факт, что это будет искренне, но мне казалось на протяжении девяностых, нулевых, десятых и двадцатых годов этого века, что в общем и целом патриотически ориентированные студенты преобладают, причем. Знаете, я сформулировал для себя ближе к концу нулевых, что по крайней мере, на своей территории – не в мировом масштабе – мы эту идеологическую войну выиграли!

- Со временем юношеский максимализм уходит. Вместе с ним спадает и либеральная спесь. Это так, на Ваш взгляд?

- Юношеский максимализм, да, это всегда так. Неофиты всегда будут более экстремистски настроены, чем люди с опытом. 

Что касается либерализма, то это вопрос не совсем простой. Существуют же разные виды либерализма. Был либерализм Джона Стюарта Милля, есть либерализм, проповедовавшийся иными мыслителями. И все они – разные идеологии, несмотря на названия! Я бы сказал немного по-другому: не от либерализма люди отходят, а от некой очень экстремистской заостренности этого либерализма. 

Опыт все-таки в конечном счете чему-то учит: когда какая-то идея, во многих отношениях здравая, начинает педалировать, во-первых, чересчур, а во-вторых ради чего-то заведомо не столь высокого, она поневоле теряет свой престиж. Я не думаю, что люди когда-нибудь откажутся от таких либеральных ценностей, как свобода, а вот как интерпретируют эту свободу? Это, извините, совсем не то же самое.