- Елена Михайловна Грищенко сегодня судила наше состязание. Я должен сразу вас предупредить, что мы знакомы очень, очень давно. Я был студентом, а она - маленькой девочкой… Что для тебя Симонов? Кто для тебя Симонов?
- Это – круг моего отца. Люди, среди которых я выросла.
- Круг твоего отца? Или Дудин в кругу Симонова?
- Думаю, что по тому моему возрасту я это не очень различала и понимала.
- А что такое «круг отца»?
- Это ветераны и, безусловно, замечательные поэты. Очень разные, ироничные, серьезные – всякие.
- Симонов, Дудин… Кто ещё?
- Сергей Орлов. Не поэт, но близкий к отцу человек Даниил Гранин. Замечательный военный поэт, партизан Марк Максимов. Балкарец Кайсым Кулиев.
- Но Симонов каким-то образом, как бы сказать, концентрировал их вокруг себя? Собирал их вокруг себя? Или это стихирой движение?
- Нет. Я думаю, что Константин Симонов в это время уже был совсем такой… «памятник». Все-таки это был уже круг ЦК КПСС, совершенно другая каста.
- Леночка, а этот круг ЦК КПСС сильно повлиял на содержание его прозы и стихов, драматургии?
- Думаю, что, на самом деле, нет. Мне кажется, что там есть другая вещь. Это военное поколение… Мне кажется, что это есть у Сергея Орлова в предисловии к книжке Михаила Дудина. Про то, что нас всегда называют военными поэтами и говорят, что мы родились благодаря войне. Это неправда! Мы родились ВОПРЕКИ войне. И мне кажется, что это очень важная штука, потому что…
- А тебе не кажется, что они родились вопреки благодаря войне? Что в другое время они бы просто не родились?
- Не знаю. Многие из них начинали публиковаться до войны. Но думаю, что война, во время которой они увидели бездну, которая рождалась в человеке… Одновременно они увидели бесконечную красоту.
- У Дудина есть совершенно шикарные стихи, «Соловьи». Когда человек лежит убитый и поёт…
- Да, да. Там есть замечательная строчка: «И ландыш, приподнявшись на мысок, заглядывал в воронку от разрыва». Вот поэты увидели этот ландыш, он и есть поэзия. А дальше от них все врем хотели, чтобы они были военными поэтами. Чтобы у них был вот этот пафос, эта публицистическая установка. Им невероятно не хватало вот этого «ландыша». И лучшая их поэзия, лучшая проза – про ландыш.
- Симонов в «Жди меня» угадал чаяния миллионов. Ты согласна, что в этом и есть тайна поэзии: угадать.чаяния миллионов?
- Видишь ли, я с этим согласна, если…
- Кого угадал Данте? Кого угадал Гёте?
- Человека!
- Миллионов?
- Человека.
- Так человек один…
- Нет! Каждый человек больше, чем всё, что о нём говорят! И если это увидеть, это – тот самый ландыш. Знаешь, я ещё одну вещь скажу. Когда я заканчивала школу, если помнишь, у нас в экзамене по литературе был прекрасный вопрос: «Социалистический реализм. Метод многонациональной советской литературы». Вот я с этим вопросом к отцу и пришла. Сказала: «Ты 50 лет работаешь в этом методе. Ты можешь сказать, что это такое?». Отец обиделся, сказал, что: «Я не соцреалист, я – лирик. Но про социализм я тебе всё объясню». И дал прекрасное объяснение, коротыш я до сих пор пользуюсь. Челюскинцев спасали один раз, но это – типично. А мужья бьют своих жён каждый день, но это – не типично.
Кстати говоря, когда наших сегодняшних участников соревнований спрашивали про Суркова, все дружно поднимали руки. Потому что это некая группа, которая изучалась вместе. А всё, что есть за пределами этого «чугунного памятника» солдату, оно всё выпадает. И уже Пастернак в эту картинку никакие вписывается. И Амундсен не вписывается.
- Но Суворов-то вписывается…
- Вписывается. И расскажу одну замечательную историю. В 1967 году в Александровском саду открывали могилу Неизвестного солдата. Против этого события выступали два секретаря Союза писателей: одного звали Михаил Дудин, а второго – Сергей Сергеевич Смирнов. И смысл этого их выступления заключался в следующем: в цитате из Суворова про то, что война не закончена, пока не похоронен последний солдат. Про то, что не должно быть безымянного солдата. И вот этот безымянный солдат – тот самый человек, который с «миллионах». Если под «миллионами» мы имеем ввиду каждого вот этого солдата и человека…