- Замечательный поэт Твардовский сказал, что у каждого свой Пушкин. Я знаю, что и у Вас, Владимир Романович, он свой. Вы о нем много думаете, Вы его любите, делали о нем несколько передач...
- Я когда к программе готовился, думал над темой "Пушкин-историк". А ведь фактически, в каком-то смысле, во времена Пушкина был всего один историк - Карамзин. Даже историограф, скорее. И то, что Пушкин сказал и в своих произведениях, и в своих трудах, которые, безусловно, можно назвать историческими, он предложил свои, новые подходы. Ведь мы помним с Вами текст "История Пугачева" - а именно так изначально называлось произведение, которое цензура заставила переименовать в "Историю Пугачевского бунта". Мережковский говорил, я только сейчас об этом подумал, что Пушкин - это Гёте, который умер в 37 лет и успел написать только "Страдания юного Вертера" и наброски к "Фаусту". Я всегда думал: "А почему именно Гёте?" А ведь и Гёте был очень умным, разносторонним, работал в разных культурных сферах. Так, собственно, и Пушкин не только создаёт великую русскую литературу, но и до сих пор остается единственным в своем творчестве. Он словно забрался на своеобразный Олимп, на котором у него нет конкурентов. У него нет изломанности Достоевского, метаний Толстого. Зато есть удивительная цельность в творчестве, которая больше ни у кого не встречается. Сегодня мой Пушкин это, прежде всего, "Капитанская дочка", к которой я все время возвращаюсь.
- А почему?
- Потому что, на мой взгляд, "Капитанская дочка" - самое христианское произведение в русской литературе. Мысль не моя, но я с ней вполне солидарен.
- Хорошо. Тогда у меня ряд вопросов к Вам. Во-первых, Блок: "Наша память хранит с малолетства веселое имя - "Пушкин"". Вы согласны с Александром Александровичем? У него веселое имя? У Пушкина?
- Он разный очень. И, конечно, веселый. Безусловно. У него есть и страшные сказки, и очень веселые произведения. Он очень разный!
- Да, но по моей теории, Дантес не убил Пушкина. Александр Сергеевич добровольно, сам ушел из жизни с помощью Дантеса. Потому что там, действительно, были мрачнейшие последние дни. Он эту смерть искал.
- Мрачнейшие дни, но светлейшая кончина. - Это да. Но первая фраза, которую он говорит, когда его, уже смертельно раненого, кладут в карету: "Я не держусь за мою жизнь". - А потом говорит жене, что она ни в чем не виновата, и он всех простил...
- Ваш любимый Достоевский. Мало кто мне может на этот вопрос ответить. О том, что Пушкин унес с собой великую тайну, и теперь мы без него эту тайну разгадываем. Мы уже не можем спросить у Федора Михайловича, что же это за тайна? Или он тоже не знал?
- Думаю, не знал, потому и говорит.
- А зачем разгадываем?
- Ну, если вспомнить, что Достоевский говорил о тайне человека, которую разгадывать нужно все время, всю жизнь... То Пушкин - это про человека. Та тайна, которую Достоевский разгадывает. Хотя, возможно, здесь и многое другое. Вообще мне кажется, что "Пушкинская речь" Достоевского временами уже и не про Пушкина вовсе. Но вот про будущее в видении Пушкина... Это - то будущее, которого хочется ожидать.
- Ну вот, мне кажется, это и может быть та тайна. Ведь, понимаете, "Капитанская дочка" - это, прежде всего, о чудовищном бунте. Но когда заканчиваешь эту повесть читать, на душе у тебя очень светло. То есть, видимо, если глубоко вчитываться, то возникает ощущение, которые бывает, когда читаешь Евангелие. Простейшие слова... А ведь глубина какая!
Мы используем файлы cookie. Подробная информация в политике конфиденциальности. Вы можете запретить сохранение cookie в настройках своего браузера.
