Умницы и Умники. Интервью с ученым секретарем музея-заповедника "Михайловское", главным хранителем музея-усадьбы "Тригорское" Риммой Валентиновной Бурченковой
Всероссийская
открытая
телевизионная
гуманитарная
олимпиада
«Умницы
и Умники»
Главная Новости Интервью с ученым секретарем музея-заповедника "Михайловское", главным хранителем музея-усадьбы "Тригорское" Риммой Валентиновной Бурченковой
НОВОСТИ

Интервью с ученым секретарем музея-заповедника "Михайловское", главным хранителем музея-усадьбы "Тригорское" Риммой Валентиновной Бурченковой

- Мне всегда казалось, что Михайловское – главное место в жизни Пушкина. Но когда я побывал в Тригорском, я понял, что именно там энергетический центр Александра Сергеевича. Он приезжал туда, заряжался, возвращался в Михайловское и все записывал. А когда невозможно было вернуться, он все записывал прямо там, в чудесной бане. Я прав? 

- Я считаю, что место, в котором писатель работает, для него очень важно. Для Пушкина, который был необыкновенной натурой, кабинетом было всё. В том числе природа. Например, гуляя по Вороничу (деревня и городище в Псковской области – прим.ред.), он сочиняет сцену встречи с Мариной Мнишек из «Бориса Годунова». 

- Я прочел, простите, что все это происходило в седле. 

- Это было не совсем так, потому что Пушкин был очень хорошим ходоком. И в Тригорское к нам он часто приходил просто с деревянной палкой в руках или с железной тростью. А что касается лошадей, да, он был прекрасным наездником. Все молодые люди в те времена этим отличались. Да и не только молодые люди, но и барышни. И однажды в письме он писал о том, что упал с лошадью, но не с лошади, что являлось существенной разницей для его наезднического честолюбия. 

- Скажите, пожалуйста, а Онегин к вам не заходит в Тригорское?

- Когда очень долго там живешь и работаешь, то не только Онегин, но и Пушкин, бывает, заходят. Дело в том, что душа вечна. И я считаю, что те, кто там бывал, кто любил это место – они всегда там. И когда мы рассказываем об этом, мы всегда прислушиваемся к тому, что мы говорим и как мы говорим. И они нам, конечно, помогают. 

- А кто больше помогает?

- Ну мне, наверное, больше Прасковья Александровна помогает (хозяйка усадьбы Тригорское, годы жизни 1781-1859 – прим.ред.). 

- То есть, помогают люди, а не образы?

- Если говорить про образы… Мне приснился недавно сон. Я стала перечитывать «Евгения Онегина». И была очень удивлена – во сне я увидела медведицу. А Татьяна Ларина видит во сне медведя. Так вот. Мне приснилась медведица с медвежатами. Я не знаю, к чему этот сон – в отличие от Татьяны я в сонник не заглядывала. Но, наверное, это тоже что-то значит. Но это уже мистические такие вещи… 

- Художественно-мистические… А кто Вам ближе: Онегин или Татьяна?

- Ну конечно Татьяна! Дело в том, что, наверное, этот роман следовало бы назвать не «Евгений Онегин», а «Татьяна Ларина». 

- То есть, Вы согласны с Достоевским? 

- Где-то – да. А кроме того, как мне кажется, Татьяна – «милый идеал». Пушкин постоянно ищет этот идеал. Он был, как Вы знаете, влюбчив. И ответно имел все, что желал. Не всегда, конечно. Но тем не менее. Что касается Татьяны, мы знаем, что первоначально Пушкин называет ее Натальей, что в переводе значит «природная». А Татьяна – она «устроительница».  

- А Ленский кто такой?

- А вот что касается Ленского… Мы знаем, что когда он приходит, то здесь интересна, я бы сказала, политическая составляющая этой ситуации. Это Германия, где-то 1819-1821 годы. Там в ходе действия романа происходит политическое убийство. Для либеральной страны в то время это нонсенс. Пушкин этим очень интересуется. И вот тогда у него возникает этот образ студента, немецкого студента. 

- С Вами очень интересно разговаривать, потому что Вы невероятный музейный работник. Но у Вас Пушкин живой…

- Да, живой. Так мы о нем молимся! Он , действительно, живее всех живых.